Происхождение

Изначально словом universitas называли любые сообщества связанных взаимной присягой, корпоративный вид объединения людей, для которого характерны были горизонтальные связи, — в отличие от тех, что основывались на вертикальных отношениях господства и подчинения. Universitas была и вся городская коммуна, и иные корпорации как в ее составе, так и вне ее пределов. Однако с течением времени термин «У.» закрепился за корпорациями преподавателей и учеников. Например, «У. магистров и студентов города Парижа». Иное название объединений наставников и студентов — studium generale, всеобщая (высшая) школа. K сep. XIII в. можно говорить о формировании системы У.ов Европы.

У.ы были учебными корпорациями. Они обладали властью присваивать ученые степени, главной из которых была licentia ubique docendi - право «преподавать повсюду». Именно это и отличало «всеобщую» школу от школ «местных» (studia particularia). Степень, присужденная У.ом, по идее в обязательном порядке признавалась во всем христианском мире. Гарантом этого выступала власть, выдавшая У.у документ об основании и правах. Не признать полноценность университетской ученой степени значило бросить вызов этой власти. Такой властью было прежде всего папство. Привилегии У.ам могли выдавать и императоры и короли (в особенности те из них, кто считал себя «императором в своем королевстве», — французские), но У. становился полноправным studium generale лишь после обретения им папской грамоты. Встречались, однако, и нарушения принципа универсальности степеней, на страже которого стояла университетская власть. Поэтому европейские У.ы выступали неизменными сторонниками сохранения европейского единства. Средневековые У.ы обладали значительной независимостью от церковных и светских властей. Сами университетские деятели оценивали себя необычайно высоко. У. называли «рекой, питающей мир», «хранителем ключей от христианства», «стражем на башне христианского мира», «старшей дочерью короля». И неважно, насколько заслуженны были эти эпитеты. Раз произнесенные, метафоры делали свое дело, повышая значение У.ов в средневековой культуре и системе образования.

Сами У.ы желали происходить от легендарных королей. Говорили, что Парижский У. основал Карл Великий, Кембриджский — король Артур, а Оксфордский — король Альфред. В настоящее время У.ы, претендующие на звание древнейших, не осмеливаются начинать отсчет своей истории ранее XII столетия. Но и эти претензии зачастую необоснованны, если вести университетскую историю с года выдачи того или иного документа, который свидетельствовал бы о существовании соответствующей корпорации. И все же У.ы по праву считаются порождением XII в., столь значимого для всех сторон жизни средневековья. Даже современникам, что случается не часто, были очевидны произошедшие тогда сдвиги. Все больше людей стремилось овладеть знаниями. Древние монастырские центры учености уступили место школам в епископских городах при кафедральных соборах. Шартрская школа была одной из лучших. В ее стенах стремились сочетать владение логикой с умением наслаждаться красотой языка древних авторов и с интересом к законам мировой гармонии, определявшим строение микрокосма и макрокосма, человека и вселенной. Руководителю этой школы Бернару Шартрскому приписываются знаменитые слова: «Мы карлики на плечах гигантов — им мы обязаны тем, что можем видеть дальше их». Здесь, в Шартре находили своих первых читателей переводы книг греческих и арабских ученых, выполненные в Испании и на Сицилии. Не менее популярной в нач. XII в. была епископальная школа города Лана, где преподавали теологию. Набирала славу и Парижская соборная школа, известная своим интересом к изучению логики.

Всем школьным делом в епископстве обычно ведал канцлер, назначаемый из числа местных каноников. Помимо схоластика, главы соборной школы, ему подчинялись все, кто желал преподавать на территории диоцеза и испрашивал у канцлера разрешение на преподавание. Таких школ было особенно много в Италии (Павия, Равенна, Болонья), где внимание уделялось преимущественно риторике, искусству красноречия, и особенно умению толковать римское и каноническое право. Салерно, а позже Монпелье прославились преподаванием медицины. Именно в этот период в школах формируется особый научно-педагогический метод — схоластика. Применение законов формальной логики давало возможность согласовывать противоречивые мнения авторитетов, ставить и разрешать важные проблемы теологии, права, медицины. Новая «школьная наука» схоластика вызывала много критики, но за ней было будущее. Не случайно римские папы Александр III и Иннокентий III, с чьими именами связывают расцвет папской власти в Европе, получили образование в этих новых школах Парижа и Болоньи.

Лекции знаменитых магистров, таких, как Абеляр в Париже или Ирнерий в Болонье, привлекали сотни учеников. Многие из них открывали затем свои школы. Иоанн Солсберийский в 30-40-х гг. XII в. сменил одиннадцать школ в Париже, где изучал логику, грамматику, математику, астрономию и теологию. Любопытно, что в перерывах между посещением магистров он сам обзаводился учениками. Плата за обучение давала преподавателям определенную независимость. Но и вызывала осуждение — ведь знание есть дар божий, торговать им означало продавать то, что тебе не принадлежит. Похожие обвинения выдвигались и против ростовщичества, т. е. торговли временем, за которое сумма долга увеличивается на определенный процент. Как враги, так и друзья новых школ и новой учености связывали это явление с городской жизнью. Бежать из города, этого нового Вавилона, в пустыни призывал парижских школяров Бернар Клервоский. Торговля знаниями, погоня за опасными новшествами - таковы были традиционные нарекания в адрес образовательных нововведений.

Как и прочие средневековые корпорации, У.ы были созданы для поддержания мира между своими членами. Но также и для преодоления внешних конфликтов, например, с горожанами. Беспокойства от пришлых студентов и магистров проистекало немало, а защитить их было некому. Они заключали поэтому клятвенные союзы для взаимопомощи и совместных действий, например, угроз покинуть негостеприимный город, или для коллективных жалоб королю, папе или императору. Так, в 1158 г. в ответ на просьбы болонских студентов император Фридрих Барбаросса взял их под свою защиту, передав под особую юрисдикцию местного епископа. В 1200 г. аналогичную грамоту выдал парижским магистрам и студентам король Филипп II Август. Оба У.а считают эти события датой своего основания. Однако для полноценного существования У.а, помимо того, требовалось освободиться из-под контроля местных церковных властей. В Париже эта проблема стояла острее, чем в других городских центрах. Канцлер собора Нотр-Дам брал высокую плату за выдачу «лицензий», требуя при этом от магистров вассальной присяги. Магистров возмущала легкость, с которой можно было купить «лицензию», не обладая достаточными знаниями. Как и объединенные в цеховые корпорации ремесленники, магистры боялись, что их станет слишком много и упадет престиж парижской науки. В ходе постоянной борьбы то с городскими властями, то с парижским епископом и его представителями «У. магистров и студентов» добился от папы своего признания. Новая корпорация, получившая печать, регулировала правила преподавания и получения степеней. В 1229 г. после очередного конфликта с горожанами, на сторону которых на сей раз встали королевские власти и канцлер, корпорация в полном составе покинула Париж. Магистры и студенты рассеялись по разным учебным центрам, в том числе — в землях английского короля, злейшего врага короля Франции. Конфликт был улажен в 1231 г. при посредничестве папы Григория IX, сокрушавшегося, что «засохла река знаний, орошающая райский сад всемирной церкви». Права университетской корпорации были закреплены папской буллой, в которой папа признавал право корпорации на самоуправление и полный контроль над присвоением степеней. Главное же — официально закреплялось право на «сецессию» (забастовку, уход в другой город) в случае нарушения университетских свобод.

Париж, Болонья, Оксфорд, Монпелье — редкие примеры спонтанного возникновения У.ов из старых образовательных центров. Многим прославленным школам XII в. так и не удалось стать У.ами — в упадок приходит преподавание в Салерно, Шартре, Лане. Подавляющее же большинство У.ов возникали не сами по себе, но в результате «сецессии» из соседнего центра (таким образом возникли У.ы в Виченце, Ареццо, Падуе, Кембридже, Анжере) или их учреждения церковными или светскими властями. Так, в 1229 г. возникает У. в Тулузе. В 1224 г. император Фридрих II создает У. в Неаполе. Кастильские короли основывают У. ы в Валенсии (1214 г.) и Саламанке (1220 г.), а Альфонс X Мудрый первым из европейских монархов посвятил образованию У.ов особое законодательство.

В следующем столетии У.ы продолжали распространяться по Европе. В 1348 г. император Карл IV основывает знаменитый Пражский У. Его примеру вскоре последовали многие германские правители — У.ы открываются в Вене, Гейдельберге, Эрфурте, Кельне. Столь бурный рост их числа в кон. XIV в. отчасти был результатом великой схизмы — противоборства пап и антипап. Области, не признававшие авиньонского папу и не желавшие посылать студентов в Парижили Орлеан, стремились основать свои У.ы. Римский папа охотно удовлетворял такие просьбы и стремился изыскать средства для содержания преподавателей. Ему нужны были помощники в борьбе с «антипапой». У.ы обычно основывались в традиционных центрах образованности (им предшествовали соборные или орденские школы). Власти, субсидирующие новую корпорацию, обычно приглашали опытного консультанта — ученого, имевшего опыт университетской деятельности. В большинстве случаев при этом уставы и программы Парижского У.а служили моделью.

Не все У.ы приживались удачно. Эфемерным оказался У. в венгерском Пече. У.ам Вены и Кракова, основанным в 1364 г., пришлось ждать несколько десятков лет, прежде чем они действительно стали учебными центрами.

XV в. называют веком упадка У.ов. Университетская среда перестала порождать выдающихся мыслителей масштаба Фомы Аквинского, У.ы утрачивали свой универсальный характер, становясь лишь национальными, а то и локальными центрами. Их былая независимость от монархов становилась все более призрачной. Но теперь уже ни одно самостоятельное политическое образование не может обойтись без собственного У.а. Это хорошо видно на примере Франции, расколотой в то время на несколько частей. Герцог Бургундский открывает в своем новообразованном государстве сразу два У.а — в Доле (1422 г.) и в Лувене (1425 г.). Дофин Карл, контролирующий земли к югу от Луары — У. в Пуатье (1431 г.), а англичане, решившие сделать своим оплотом Нормандию, основывают У. в Кане (1432г.). Свои У.ы открываются в землях Ганзейского союза, в Дании, Швеции, Шотландии, Бретани, Пруссии.

К кон. XV в. основано уже 86 У.ов. Однако только в единичных случаях число студентов и магистров достигало нескольких тысяч (Париж, Болонья, Оксфорд, Саламанка). Население прочих У.ов измерялось сотнями, а то и десятками человек. Но несмотря на многочисленные различия (не только в количестве преподавателей и школяров), У.ы образовывали единую систему со схожими принципами организации, унифицированными требованиями и иерархией степеней, однотипными программами.

Организация учебного процесса и внутренняя жизнь

Существуют две «семьи» университетских статутов (документов, обеспечивающих внутреннюю жизнь У.ов) — Болонская и Парижская (или «южная» и «северная»). Последняя была более распространенной. Среди студентов можно было встретить как детей и подростков, так и убеленных сединами старцев. Чаще всего обучение начиналось лет с пятнадцати. Прослушав определенное количество курсов на факультете «свободных искусств» («артистическом»), студент становился сначала бакалавром, а потом и магистром искусств. В уставах оговаривалось, что эту степень мог получить человек не моложе 21 года, проучившийся уже не менее семи (в некоторых У.ах — пяти) лет. Магистр получал право на преподавание, но мог и продолжить обучение на одном из высших факультетов — медицины, права, теологии. Наиболее длительным оно было на теологическом факультете — от 12 до 15 лет. За это время последовательно обретались степени «курсора» (бакалавра-репетитора), «библикуса» (комментирующего Библию), «сентенциария» (допущенного преподавать по книге «Сентенций» Петра Ломбардского, в которой согласовывались мнения авторитетов по спорным вопросам богословия), бакалавра «формати» (участвующего во всех диспутах), лиценциата (обладателя «права преподавать повсюду»), и, наконец, степень доктора теологии, означавшая наивысшую компетентность. Студенты из монашеских орденов получали университетскую степень по облегченной схеме, что было источником постоянных конфликтов внутри У.а. На иных факультетах обучение длилось в среднем 7-9 лет. К концу средневековья наметилась тенденция к сокращению сроков обучения. Делалось немало исключений, позволяющих сократить необходимый срок пребывания в У.ах (за деньги, из уважения к происхождению или сану соискателя, для привлечения студентов в какой-нибудь мелкий У.). Но степень «магистра искусств» получало не более половины всех студентов, записавшихся в У. Не меньшим был «отсев» и на высших факультетах. Это, однако, не снижало ни значения университетских степеней в глазах окружающих, ни их привлекательности для студентов. Даже бакалавр искусств, оставивший У., уже обладал значительным престижем. Достаточно сказать, что Ян Гус — гордость Пражского У.а -был «всего лишь» бакалавром теологии, однако судьи на Констанцском соборе не посмели обвинять его в недостатке учености.

Обучение в У.е само по себе не было уж очень дорогостоящим, однако больших расходов требовали пышные процедуры получения степеней: оплата технического персонала («педелей»), покупка парадного одеяния, организация банкета. Много денег уходило на книги, жилье, питание. Главным источником финансирования была помощь из дома. Сохранилось много сборников формул студенческих писем с красноречивыми просьбами выслать денег (генетически именно с этим жанром были связаны «попрошайные песни», исполнявшиеся странствующими школярами — вагантами). Еще по решению III Латеранского собора (1179 г.) в каждом диоцезе доходы с некоторых церковных должностей резервировались для магистров и студентов. У.ы ежегодно посылали в Рим или Авиньон списки («ротулы») кандидатов на получение церковных бенефициев. Там, где участие светских властей в образовании было особенно активным (на Пиренейском полуострове, в Италии, в части германских областей), жалование магистрам выплачивали именно они.

От десятилетия к десятилетию увеличивалась роль «коллегий», первоначально бывших лишь общежитиями для нуждающихся, но впоследствии ставших центрами преподавания. Монашеские ордена основывали их для своих студентов, монархи учреждали такие коллегии или оплачивали места в них (бурсы) для выходцев из подвластных им территорий, вельможи и богатые прелаты — для своих земляков. Традиционной стала практика университетской благотворительности: преуспевший выпускник завещал коллегиям свои книги, основывал новые бурсы (как правило, обязывая молиться за помин души). С течением времени в коллегии смещается центр тяжести университетской жизни, там ведется преподавание, собираются богатые библиотеки. Оксфорд и Кембридж превратились с XIV в. в конфедерацию отдельных колледжей. Для студентов существовали и заработки в виде жалованья за отправление университетских должностей, платные консультации, переписывание рукописей, службу секретарем и т.д.

В итоге университетское образование сохраняло принцип общедоступности. И хотя доля знати в У.ах постепенно увеличивалась, а большинство университетского люда происходило из среды богатых купцов, городского патрициата, чиновников и судейских, в целом выходцев из небогатых семей в средневековом У.е было больше, чем в последующие эпохи. Знания облагораживали всех без исключения. И если в XIII в. духовника Людовика IX Святого и основателя прославленной коллегии Робера де Сорбонна еще могли попрекнуть его крестьянскими предками, то через несколько веков многочисленные враги не смели даже намекнуть Эразму Роттердамскому (выпускнику Монтегю — коллегии для бедных в структуре Парижского У.а) на его сомнительное происхождение.

Попадая в У., человек оказывался включенным в систему связей сразу нескольких корпораций. Прежде всего — землячества, «нации». В Париже их было четыре — французская, нормандская, пикардийская, английская (со времени Столетней войны ставшая германской). Названия были условны. К англо-германской «нации» приписывались также ирландцы, шотландцы, скандинавы и славяне, а к французской — уроженцы Парижского бассейна, земель к югу от Луары, выходцы из других романских стран. «Нация» защищала имущественные права своих членов, отстаивая их интересы, если им мешали вовремя получить степень, занять очередную университетскую должность или быть включенным в «ротулы». «Нация» устраивала свои праздники, чтила святого патрона (в Париже у «французов» им был Карл Великий, а у «англо-германцев» — св. Георгий), помогала заболевшим товарищам, занималась погребениями, мало чем отличаясь в этом от прочих средневековых братств. «Нации» также контролировали преподавание «свободных искусств», ведали имущественными вопросами. Так, «нациям» подчинялись «университетские посыльные» — ими были купцы, обеспечивавшие доставку переписки студентов с родителями, помогавшие переводу денег от родителей детям-студиозусам. За это «университетские посыльные» считались «подданными» У.а (как и поставщики бумаги и пергамена, переписчики книг и пр.). А университетские привилегии были весьма привлекательны. Члены корпорации были подсудны лишь церковному суду, освобождались от повинностей, их имущество было надежно защищено. Поэтому власти стремились отделить «истинных» студентов от «ложных», приписавшихся к У.у, чтобы избежать суда и налогов.

Совокупность «наций» и составляла факультет искусств. Он возглавлялся ректором, избираемым магистрами по очереди от каждой «нации» сроком на 3 месяца. Он считался также главой всего У.а, принимал присягу от вновь прибывших студентов, представлял корпорацию в торжественных случаях. Ректора, умершего при исполнении своих обязанностей, хоронили с почестями, положенными лишь принцу королевской крови.

Решив продолжить образование на высших факультетах, магистры оставались членами своей «нации», но также клялись в верности своим новым факультетам, возглавляемым деканами. Факультеты с течением времени приобретали все большее значение в формировании университетской политики. Но главной их задачей оставался контроль за качеством преподавания, что делалось все более сложным по мере того, как преподавание концентрировалось в отдельных коллегиях.

Принесенную раз корпоративную клятву никто не отменял. В XIV-XV вв. магистров, давно оставивших У., иногда приглашали на важнейшие ассамблеи. Если же они принимали участие в каких-то акциях, не угодных У.у, их могли объявить клятвопреступниками. В сохранении формальных и особенно неформальных связей была одна из причин удивительного политического веса У.ов на исходе средневековья. Описанное выше устройство Парижского У.а чаще всего бралось за основу при создании новых У.ов. Конечно, жизнь быстро вносила свои коррективы. Из-за того, например, что факультеты «искусств» в германских У.ах не были столь многолюдны, как в Париже, ректорскую должность мог занимать преподаватель высшего факультета.

Принципиально иной тип организации представлял Болонский У. Он специализировался на изучении права, и прибывавшие в Болонью студенты были уже люди достаточно взрослые. Поэтому они, а не магистры составляли ядро корпорации, преподаватели же считались членами Болонской городской коммуны, городскими должностными лицами. Студенческие «нации» («цитрамонтанская», куда входили жители Италии, и «ультрамонтанская», объединявшая прочих европейцев) заключали с ними договоры и следили за качеством преподавания. Такая система организации складывалась в большинстве итальянских У.ов, отчасти в У.ах Испании и Южной Франции. Но с течением времени парижская модель утверждается и в этих центрах.

Несмотря на бесконечное разнообразие уставов, основные принципы преподавания были повсюду схожи. Утром читались т.н. курсорные или ординарные лекции (lectio). Преподаватель зачитывал текст книги, затем выделял основную проблему и разбивал ее на подвопросы. На вечерних, экстраординарных лекциях уже другие преподаватели (ими могли быть и бакалавры) растолковывали, повторяли утреннюю тему либо же останавливались на специальных вопросах. Умение выделять вопросы (questio) считалось важнейшим. Не меньшее внимание уделялось умению вести полемику. Обычные, ординарные диспуты (disputatio) проводились еженедельно. Событием, привлекавшим много публики, были диспуты «о чем угодно» (кводлибеты). Проводимые согласно особому кодексу чести, они напоминали рыцарские турниры. Затрагиваемые темы часто носили фривольный характер, но иногда касались злободневных политических вопросов.

Большинство актов университетской жизни отличалось театрализованностью. Вот как, например, шло присвоение степени бакалавра («детерминация») в Пражском У.е. Кандидату, одетому в студенческий плащ и сидящему среди студентов, его наставник («промотор») предлагал сюжет для толкования («софизм»). Отвечать по заранее сделанным записям запрещалось. После правильных ответов студенту подавалась одежда бакалавра (своя форма одежды была у каждого университетского ранга, но также и у каждого факультета, и рассуждения о символике ее цветов были частой темой университетской литературы). Переодевшись, он занимал место среди бакалавров. Затем — снова демонстрировал свои знания. В случае успеха — присягал на верность факультету искусств и обещал не добиваться магистерской степени в другом У.е. Затем произносилась речь промотора в честь кандидата, где подтверждалось, что он прослушал все требуемые курсы, и давалась оценка его личных качеств. Для получения более высоких степеней кандидату приходилось вести многочасовые диспуты, читать проповеди и давать пробные уроки. Вся процедура могла растягиваться на несколько дней.

В курсе «свободных искусств» в У.ах главное место занимает логика. Грамматика практически вытесняется из университетской программы, ее изучают в подготовительных «грамматических школах». Риторика сводится к изучению сборников писем. Геометрия, астрономия, музыка, математика были представлены далеко не во всех У.ах. Как правило, в У.ах XIV-XV вв. наибольшее внимание уделялось изучению права — канонического и римского. Авторитетными в вопросах теологии считались лишь У.ы Парижа, Саламанки, Оксфорда, Тулузы, Кельна. Наиболее популярными были медицинские факультеты в Монпелье, Париже, Болонье, Лериде.

При кажущейся неизменности содержания и методов обучения в У.ах ощущалась пульсация научной мысли. Здесь шла борьба за наследие Аристотеля. Та форма сочетания аристотелизма с христианством, которую предложил Фома Аквинский, с трудом, но все же утвердилась в большинстве У.ов. Прямое или косвенное заимствование римского права, осуществленное при посредстве У.ов, преобразовало юридическую мысль средневековья. Конечно, многие новаторские идеи не получили прямого развития («логическая машина» Рамона Льюля, опытный метод Роджера Бэкона). Но факультеты медицины оказались более прочих способны к эволюции. Они сохраняли свою открытость идеям арабской медицины, сумели утвердить практику анатомических вскрытий. Однако научный поиск вовсе не входил в число общепризнанных задач У.ов.

Достаточно быстро формируются черты особой, университетской культуры. Не только профессиональные преподаватели, но и большинство биографически связанных с У.ом людей отличались особым складом мышления, особой ценностной системой. Константами университетской культуры были не только рационализм, приверженность цитированию авторитетов и препарированию проблем, но и необычайно высокая самооценка. Философы объявлялись достойнейшими из людей, поскольку считалось, что образованность сообщала человеку не только знания, но и добродетели, делая образованных истинно благородными, превосходящими тех, кто благороден лишь по рождению, т.е. происходит из знатного рода. К этому добавлялся тезис о том, что У. играет важнейшую роль в обществе. Если рыцарство хранит христианский мир от внешних, видимых врагов, то ученым выпала честь беречь внутреннее единство мира, следить за тем, чтобы соблюдались законы человеческие и божественные. Отсюда амбиции и раздражение университетских деятелей, видящих несоответствие окружающего мира своему представлению об этих законах, а их собственного реального положения — высокой самооценке. Отсюда же проистекала нетерпимость У.ов к соперникам. Коль скоро У. — река, орошающая весь мир, общепризнанный авторитетный хранитель христианства, то, следовательно, появление новых научно- образовательных учреждений — подозрительная новация. На этой почве в XIII в. Парижский У. вступил в затяжной конфликт с нищенствующими духовными орденами. Как правило, существующие У.ы всячески мешали созданию новых У.ов по соседству. Медики боролись с «шарлатанами», отвергая не только народную медицину, но зачастую и достижения опытных хирургов-практиков. Гуманисты и реформаторы были для У.ов не просто опасными вольнодумцами или еретиками, но еще и невеждами, поскольку не принадлежали университетской культуре. Однако с еще большей неприязнью У.ы воспринимали педагогическую деятельность иезуитов.

Мужскую среду холостяков отличало особое отношение к женщине. Поэзия школяров (от вагантов до Вийона) изобиловала похабщиной, контрастируя с куртуазностью рыцарской литературы. Излюбленной темой кводлибетов был вопрос «о верности проституток клирикам» (а клириком называли любого ученого человека, члена университетской корпорации). Произносимые доводы в защиту целибата основывались не на соображениях целомудрия, но на «несовместимости учености и женатого состояния». В одном из университетских документов против имени магистра значилось: «впав в безумие, женился». Впрочем, даже самые циничные остряки почитали Элоизу, мудрую и образованную женщину, указавшую Абеляру на несовместимость брака с ученостью, но любившую его настолько, что предпочла бы титулу императрицы право называться его девкой. Наряду с Сенекой, Боэцием и аллегорической девой Философией, она вошла в своеобразный пантеон университетской культуры. В У.ах был распространен культ святых женщин — Марии Магдалины, Екатерины и, конечно, Девы Марии. Университетские доктора многое сделали для укрепления культа Богоматери, мало известного раннему средневековью. Детищем университетской культуры был догмат о непорочном зачатии св. Анны. В нач. XV в. из Парижского У.а чуть было не изгнали всех доминиканцев, поскольку один из них усомнился в справедливости этого тезиса.

В университетской среде неизменно присутствовал элемент пародии, в ней преломлялись также различные этнографические традиции. Так, например, в германских землях новичкам устраивали инициацию. Им привязывали рога, а затем обламывали их, осыпая новеньких тумаками, — это символизировало прощание с сельской, нецивилизованной жизнью. Попойки были атрибутом учености — в уставе Сорбонны штрафы измерялись мерами вина, а выражение «напоить по-богословски» дошло до Нового времени. Будущие правоведы и толкователи догматов вероучения неизменно задирали горожан, устраивали стычки друг с другом. Студенческое насилие стремились локализовать в определенных местах, где происходили постоянные студенческие дуэли. Впрочем, в отличие от настоящих поединков, они приводили не к смертельным исходам, но к травмам. Шрамы носили с гордостью. Власти неизменно осуждали подобное поведение, но студентам прощались вещи, за которые простого бродягу ждала казнь, - сказывались и ностальгические воспоминания судей, и то, что эпикурейство, прославленное в студенческом гимне Gaudeamus, считалось несколько хлопотным, но необходимым аспектом университетского образования.

Уваров П.Ю. Университет // Словарь средневековой культуры / Под ред. А.Я. Гуревича. – 2-е, испр. и доп. – М.: РОССПЭН, 2007. – С. 544-550.